Для невесты наряжали арбу – крытую повозку, запряженную волами. Как в сказках карету для принцессы. Подойдя к дому невесты, начинали танцевать. Интересным было песенное состязание между женщинами. В них сторона жениха сравнивала невесту с солнцем, луной, цветком, а жениха – с орлом, хвалила свой род и тухум и с тонким, беззлобным юмором высмеивала некоторых со стороны невесты, особенно енге – сопровождающую невесту женщину. Как бы ни была красива и стройна енге, она не избегала насмешек (она и толста, и прожорлива, и клыкаста.) Все сопровождалось шутками и весельем.

Сторона невесты не оставалась в долгу – на каждый выпад отвечала импровизированной песней. Лезгинские женщины умели сочинять на ходу! Как фристайлеры, которых вы любите слушать.

Гостей угощали лучшими блюдами. Уже во дворе дома невесты музыканты начинали играть Свас акъу-дай мукьам (мотив вывода невесты) – грустную мелодию прощания с родным домом. Под эту музыку и после благословения родителей невесту одевали в свадебный наряд, подаренный стороной жениха. Лицо невесты закрывали дуьгуьром – красным платком, символом домашнего очага и невинности девушки.

После того, как дяде (брату матери) давали выкуп за невесту (барана или 1 рубль серебром – халудай пай), ее выводили и усаживали в арбу. Рядом с ней садилась енге с зажженной лампой в руке – оберег от злых и враждебных сил и олицетворение яркой, счастливой жизни новобрачных. Плохой приметой считалось, если лампа по дороге потухнет. Другая родственница или подруга невесты держала зеркало – оберег и символ чистоты.

С давних времен остался обычай закрывать дорогу с целью получения выкупа. Выкупом были сладости, вареные куры, яйца, хлеб, деньги.

Ближе к дому жениха группа всадников вырывалась вперед, чтобы сообщить радостную весть. На шею коня, прибывшего первым, сестра или мать жениха повязывала шелковый платок. Музыканты начинали играть зажигательную лезгинку, мужчины палили из ружей, женщины громче били в бубны и пели. Среди встречающих поднимался веселый гвалт. Невесту ссаживали с арбы, поддерживая под руки с двух сторон (с одной стороны – енге, с другой – дядя по матери или брат жениха). Одна из родственниц жениха осыпала невесту пшеницей, орехами, мелкими монетами – пожелание богатой жизни.

Когда невесту подводили к порогу дома, свекровь давала ей ложку меда или шербета, чтобы у них были «сладкие» отношения. После невесту провожали в тав – специально убранную комнату. На колени усаживали по очереди мальчиков («пусть первым родится мальчик»), а невеста одаривала каждого детскими кюлютарами (узорчатые шерстяные носки). После танцев до вечера свадьба заканчивалась.

Вот так весело женились наши предки. Через неделю после свадьбы новобрачная с родственницами мужа и подружками шла за водой к дальнему роднику. Подруги несли угощение – халву, сладости, хлеб, вареные яйца и угощали встречных. Самая счастливая в браке женщина наполняла кувшин и подавала молодой со словами: «Ваз ин циз кьван бахтар хьурай», «Вун ин квар хьиз ацIурай» («Пусть у тебя будет столько счастья, сколько его у воды», «Будь полной, как этот кувшин», желая много детей).

Рождение ребенка

Уже с первых месяцев после свадьбы все близкие молодых интересовались, ждут ли они ребенка. Если нет, то принимали меры. Более распространенным средством считалось посещение кладбища Кырхлер в Дербенте, где захоронены 40 шахидов – погибших за веру мусульман. Здесь до наших дней сохранилась каменная колыбель, которую после молитв и жертвоприношений бездетная женщина должна раскачать. Если колыбель раскачивалась легко, считалось, что у нее будут детки, если не смогла раскачать колыбель, то нет. И сейчас посещают это место. И не только лезгинки, но и многие другие женщины из разных районов Дагестана.

К рождению сына и дочери лезгины, как и все горцы Дагестана, относились по-разному. Весть о рождении сына воспринималась с радостью – вестника щедро одаривали. Сын – продолжатель рода. Он столп дома (кIвалин даях я). Дочь же – оторванный кусок (атIай кIус я), согревает чужой очаг. На второй день после рождения ребенка готовили хешил. Когда лезгинки шли поздравлять с новорожденным, говорили, что идут есть хешил.

Через несколько дней малыша нарекали именем. Имя обычно выбирали до его рождения и обсуждали в семье. Часто детям давали имена бабушки и дедушки. Мальчикам давали имена пророка Мухаммада (с.а.с.), его родственников и сподвижников (Али, Хусейн, Омар, Осман) или имена других пророков – Давуд, Сулейман, Муса, Иса. Верили, что имена святых приносят счастье и покровительство тем, кто их носит. Девочкам, помимо мусульманских имен, старались давать названия цветов: Марвар (роза), Беневша (фиалка), Цуьквер (цветок). Кстати, по преданиям, предводительницу бесстрашных амазонок тоже звали Цуьквер.

И еще один интересный факт: если рождалась вторая или третья по счету девочка, ее называли Бесханум (хватит девочек).

Если ребенок часто болел, ему меняли имя, чтобы обмануть болезнь и злых духов.

В люльке ребенок спал около года, после чего его укладывали около матери или бабушки, а после трех лет – с отцом или дедом (мальчиков), с бабушкой (девочек).

Первую стрижку делали через 40 дней после рождения – обривал дед или какой-нибудь родственник. К обритым волосам – чиллад чIарар – относились весьма бережно: их завязывали в чистую тряпочку и прятали в недоступном месте. Считалось, что недоброжелатель мог использовать их для сабаб – амулета, вредящего ребенку. Если малыш болел, их доставали и проводили ими по его телу.

Так же тщательно прятали и хранили первый выпавший зуб. Пряча его куда-нибудь (в щель в стене или между балками потолка), приговаривали: «Зи сас кьифраз, кьифрен сас заз» («Мой зуб – мышке, зуб мышки – мне»). Считали, что из-за виртуальной, скажем, связи, продолжавшей существовать между выпавшим зубиком и ребенком, его зубы станут такими же крепкими и белыми, как зубы мышки.

Как раньше играли дети?

Раньше у ваших сверстников не было таких игрушек, как у вас. Дети развлекались по-другому: скачки, прыжки, прятки. Играли тем, что было под рукой: камушками, веточками, самодельными мячами, набитыми шерстью, вырезанными из дерева фигурками животных, птиц.